|
|
|
|
Герои и их ужастики Танцы на грани слез Балет — искусство не для нервных Нет более красивого искусства, чем балет. И нет более коварного и жестокого. С девяти лет, когда девочка или мальчик поступает в хореографическое училище, начинается изнурительный труд, когда каждый день, из года в год приходится переделывать свое тело, чтобы оно из обычного превратилось в утонченное, неземное, которым так восторгаются зрители. Балет — искусство для сильных и мужественных людей, поскольку требует полного подчинения себе артиста. А еще боль и травмы, которые не обходят стороной ни одного артиста. Что это за травмы и как после них артист возвращается на сцену — такие истории намного сильнее и драматичнее тех, что разыгрываются в балетном спектакле.
Но одна стала наитрагичнейшей. Майя Плисецкая репетировала партию Эгины в балете Юрия Григоровича “Спартак”. В одном из эпизодов, в адажио с Крассом, надо было взять носок ноги в руку и оттянуться от держащего в противовес партнера. Балерина повторяла неудобное движение десятки раз. И... надорвала мышцы. Пять спектаклей она все же станцевала, но затем отказалась от роли, чувствуя постоянную боль в спине. Как раз в это время Плисецкой предстояли гастроли в Аргентине. Был 1978 год. Там должен был открыться чемпионат мира по футболу, и устроители чемпионата решили, что будет очень эффектно, если Плисецкая сделает первый символический удар по мячу в первом матче чемпионата. За три дня до вылета, собирая вещи, она сняла чемодан с высоких антресолей и почувствовала, как в спине что-то пошевельнулось, а потом отпустило. Но ночью внезапно навалилась нестерпимая боль. Боль была такая дикая, что бесконтрольно начали стучать зубы, била лихорадка. О поездке речи быть не могло. Тогда Родион Щедрин связался с Екатериной Максимовой, только что тяжело “переболевшей спиной”, и она дала ему телефон врача, буквально вытащившего ее из болезни, — Владимира Ивановича Лучкова. Тот взялся помочь Плисецкой, снял боли, и через два дня балерина полетела в Буэнос-Айрес. Но уже после первых четырех часов полета боль стала возвращаться. В Париже, где ей нужно было сделать пересадку, Плисецкая весь день отлеживалась, а вечером, полуживую, ее посадили в самолет аргентинской авиакомпании. Двадцатичасовой перелет в Буэнос-Айрес вконец истерзал балерину. Когда ее увидел аргентинский импресарио, он пришел в ужас. Какой чемпионат, какие танцы! Плисецкая лежала в отеле, косясь одним глазом в телевизор на открывшийся без нее чемпионат, а боль сводила с ума. Наконец Щедрин из Москвы дозвонился до Мельбурна, где жил легендарный киропрактик Фрэнк Фостер. Он поставил балерину на ноги в 1970 году во время австралийского тура. Фостер немедленно прилетел, купив авиабилет за свой счет. Лечение Фрэнка помогло, и Плисецкая станцевала вполноги последний из запланированных спектаклей, но не в Буэнос-Айресе... А импресарио, стремясь поправить свои финансовые дела, объявил в прессе, что Плисецкая выздоровела и дважды станцует обещанную программу в театре Колон. Сверх плана. Настал день спектакля. Все нервничали. Плисецкая не показывала виду, но в глубине души понимала, что это безрассудство. Нерв спины недолечен, и надо лететь домой, а не пытаться танцевать. Плисецкая загримировалась, разогрелась... и вдруг от внезапной яростной боли, словно раненая птица, упала на пол. Правое колено онемело и совершенно потеряло чувствительность. Вернувшись в Москву, Плисецкая легла на целый месяц к Лучкову в больницу. После серьезного лечения у Владимира Ивановича балерина отправилась на вытягивание в пятигорский санаторий, на радоновые ванны. Только через три месяца Лучков разрешил Плисецкой встать на пальцы, а через четыре — танцевать в сборном концерте “Лебедя”. В этот вечер Лучков сидел в первом ряду партера, напряженно впившись взглядом в сцену. Он волновался еще больше, чем Плисецкая.
— Только из зрительного зала кажется, что балерина хрупкое создание, — говорит Нина Ананиашвили. — Наша профессия требует мужества. Однажды у меня была очень серьезная травма колена. Поначалу казалось, обойдется. Неудачно приземлилась, счастье, что на репетиции, а не на спектакле. Болит, но ничего, перестанет. Поехала в Нью-Йорк танцевать в “Американском театре балета”. “Баядерку”, конечно, пришлось отменить, а вот в “Ромео и Джульетте” вполне могла танцевать. Там нет особенных технических сложностей. А колено болит, не перестает. Пошла к местному физиотерапевту. Он посмотрел и сказал, что на сцену меня не выпустит. Собрался весь художественный совет театра, все его директора и постановили отменить мои спектакли. Я разрыдалась: “Зачем? У меня ничего не болит. Я буду танцевать!” А они мне: “Девочка, ты нам нужна не на один сезон. Мы готовы на большие убытки, но ты не должна рисковать. Нужна операция”. С этим прооперированным коленом я целый сезон не могла танцевать и еще полгода мучительно входила в форму. Никогда не забуду, как Леша Фадеечев заставлял меня проходить вприсядку по кругу километры в репетиционном зале. — Вы когда-нибудь делали обезболивающие уколы? — Я против уколов. Укол снимает боль, дает возможность танцевать, но при этом мышца так шокируется, что артист не заметит, как получит серьезную травму. Уколы я никогда не делала, но морозилась. Бывает так, что хоть плачь, а танцуй. Гастроли, приехала в город, танцуешь вечером спектакль, на другой день переезжаешь в другой город. Как объяснишь зрителям, что ты не можешь танцевать? Подвернула однажды ногу, не могла ходить, и по ходу танца пришлось менять движения, переделывать их на другую, здоровую ногу... А вот в день своего юбилея, двадцатилетия творческой деятельности, который отмечался в Большом 7 декабря 2001 года, Нина так и не смогла преодолеть травму и танцевать. Утром торжественного дня балерина пришла в Большой, чтобы вместе с другими артистами еще раз пройти программу юбилейного концерта. Нина сделала класс, а потом, встав на пуанты, неожиданно вскрикнула... У нее случился надрыв мышцы. И Нина, и все артисты испытали шок. Что делать? В этом вечере Нина должна была исполнить сложнейшую партию Китри из первого акта “Дон Кихота” и еще несколько номеров. Весь концерт был построен на нее, но танцевать балерина не могла. И тогда решили, что вечер состоится, но танцевать будут другие артисты. Перед началом концерта Нина вышла на сцену и обратилась к зрительному залу: “У нас очень странная профессия. Сегодня я не смогу танцевать перед вами. Извините меня, мне очень трудно. Большое спасибо всем: родному Большому театру, артистам — за то, что они сделали все возможное, чтобы этот вечер состоялся. Они будут сегодня танцевать и для вас, и для меня. А я, как настоящая юбилярша, буду сидеть в ложе”. Нина была расстроена, ее голос дрожал, но она не плакала. В то время как в зрительном зале многие не могли сдержать слез.
У Брониславы Нижинской — танцовщицы “Русских сезонов” Дягилева и выдающегося хореографа ХХ века — история с туфелькой едва не закончилась ампутацией ноги. Усиленно готовясь к важному дебюту, Нижинская натерла на ноге мозоль, но, не обращая внимания на боль, продолжала упорно работать, даже когда мозоль лопнула и образовалась рана. Нижинская промыла ее и заклеила пластырем. Ночью нога болела так, что она не могла уснуть. К утру нога распухла, но Нижинская надела уличные туфли, твердо решив идти в театр. Она бы и поехала на репетицию, если бы Брониславу не увидел близкий друг ее брата Вацлава Нижинского князь Львов. Князь силой увез Нижинскую в клинику, где балерину тут же повели в операционную. “Ваше счастье, что вы попали к нам вовремя, — заявил хирург. — Еще один день — и не миновать ампутации! Могли бы потерять ногу”. Легенда кубинского балета Алисия Алонсо, когда готовила партию Жизели, вставала в 6.30 утра, надевала балетные туфли и не расставалась с ними до поздней ночи. Она репетировала, завтракала, обедала в них, вновь репетировала, а вечером танцевала свой репертуар. И так каждый день. От постоянного ношения балетных туфель она так натерла кожу, что ступни превратились в сплошные волдыри. Когда спектакль закончился и Алонсо вернулась в артистическую, чтобы снять наконец балетные туфли, они были в пятнах крови.
— Когда я только начинал свою карьеру и танцевал в Одессе, у меня была сложная травма коленного сустава, — вспоминает глава “Мужского балета Санкт-Петербурга” Валерий Михайловский. — В Москве в ЦИТО мне сделали операцию, но после нее я упал, чем еще больше ухудшил свое состояние. После этого я практически всю жизнь танцую через боль. Последствия этой травмы постоянно давали о себе знать. А за два года до ухода из труппы Бориса Эйфмана была травма ахиллова сухожилия, и опять меня оперировали в Москве в ЦИТО. Операцию делала совершенно потрясающий врач Евгения Васильевна Багуцкая, которая лечила всех гимнастов, хоккеистов, футболистов, артистов балета. Только благодаря ей я смог продолжить танцевать. — Болеутоляющие уколы вы делали перед выходом на сцену? — В редких случаях, когда совсем уже нестерпимая боль. Помню, когда я работал у Эйфмана, мы приехали на гастроли в Москву, а у меня перед этим случилась травма стопы, и я танцевал князя Мышкина с уколами. Но это происходило под присмотром Евгении Васильевны, она была рядом со мной за кулисами. — Что такое травма? — рассказывает Алексей Фадеечев, в прошлом танцовщик и глава балетной труппы Большого театра. — Это когда ты репетируешь или танцуешь и у тебя вдруг подворачивается нога или лопаются связки. И тебя пронзает безумная боль и страшная мысль: а что дальше? Это навсегда или нет? Приходят врачи, осматривают тебя и советуют поменять профессию. А если это случается в 20—22 года, когда сценическая жизнь только начинается? Как же так? Я столько отдал балету, и все это рушится! Потом идет лечение, затем восстановление. Восстанавливаешься трудно, нога болит, а ты должен танцевать. Я танцевал с больными ногами два года. Пил противовоспалительные таблетки, но танцевал. Через травмы проходят почти все артисты балета. У кого что: у одного стопа, у другого рука, у третьего бедро. Кто-то очень точно сказал, что наш труд напоминает труд шахтера в угольном забое, усыпанном розами. Но когда находишься внутри балета, то считаешь, что это нормально. Ты воспринимаешь мир таким, какой он есть. Ты знаешь, что травмы есть, но думаешь, что тебя они минуют. Вообще артист балета внешне выглядит эффектно: стройный, подтянутый, но у него ослаблен иммунитет. Я, когда перестал танцевать, стал меньше простужаться. Вообще мужчинам танцевать тяжелее, чем женщинам. Танцовщики быстрее изнашиваются, ведь у них и танцы, и прыжки, и поддержки. Помню, придешь домой после спектакля или репетиций и думаешь: скорее в постель, ноги так и гудят.
— Я вспоминаю, как меня однажды вызвал к себе Вячеслав Гордеев, который был в то время художественным руководителем балета, — рассказывает Филин, — и спрашивает меня, как я работаю. Я удивился, поскольку работал в поте лица. А он мне: “У вас даже нет ни одной травмы, хотя у других в вашем возрасте их несколько”. Я был просто сражен железной логикой руководителя. Оказывается, хорошо танцуют только те, кто побит и переломан... Однако и Филину не удалось прожить балетную жизнь без травм. Это случилось в день премьеры балета “Тщетная предосторожность”, за четыре часа до начала спектакля. Сергей выходил из театра через пятнадцатый подъезд, а двери в театре тяжелые и на жесткой пружине. — Как всегда, я с лету толкнул дверь, — рассказывает Филин, — но в этот день почему-то пружину кто-то снял, и эта тяжеленная дверь с силой ударила меня по бедру. Сначала решили, что это просто сильный ушиб, говорили, поболит и пройдет. А болело невыносимо, ночью, когда я переворачивался с одного бока на другой, боль была такая, как будто акула кусает. Наконец меня направили в ЦИТО. Когда меня там увидела замечательный врач Зоя Сергеевна Миронова, она пришла в ужас. Меня сразу же положили в больницу. Оказалось, что мышца разорвана на двенадцать сантиметров, время упущено, образовалась гематома, кровяные сумки в два кулака, сгустки крови, которые нужно было разбивать. Я где-то успел застудиться и писал кровью... Это было страшно, это был кошмар, я думал о том, что мне надо менять профессию. Но в ЦИТО ко мне отнеслись очень внимательно. У меня было по семь процедур в день. Я вынужден был неделю снимать воспаление. Кошмар. Но наступил момент, когда я понял, что многое зависит и от меня. И я начал усиленно заниматься. Гимнастику делал утром, днем и вечером, растягивал ноги, занимался спиной, а потом через месяц—полтора, когда я вышел из больницы, начал усиленно заниматься в театре. И наступил такой момент, когда я почувствовал работу мышцы. Тогда я понял, что могу танцевать... Из самых последних травмодрам можно вспомнить травму колена, которую перенес Николай Цискаридзе, причем незадолго до престижнейших гастролей Большого театра в Гранд-опера. В Париже Николая уже полюбили по предыдущим выступлениям, к тому же он должен был танцевать в балете Ролана Пети “Пиковая дама”, поставленном специально на него. И вот все пошло прахом, танцовщик вылетел из гастролей и репертуара театра почти на год. Да и сегодня перенесенная травма еще дает о себе знать. Очередную травму получил и Сергей Филин в декабре прошлого года. Он выступал в паре с Ниной Ананиашвили в “Лебедином озере”, но смог станцевать только первый акт, поскольку сломал пальцы ноги. Дотанцовывал спектакль уже другой артист. Вообще в театре принято, что у ведущих спектакль артистов есть дублеры, которые сидят в зале или находятся за кулисами — на случай замены, если с главными исполнителями что-то случится.
МК-Здоровье |
|
Vip ложа | На сцене и вне её | Боль | Лошадь и танец | Искра божья | Коллекция праздников Дневник Исидоры-2 | Пляшите! Вам письмо! Змеи Петербурга | Что-что?.. - переведите! Send mail to
myshabalerina@yandex.ru with
questions or comments about this web site.
|
